На войне у каждого свое предназначение и свое место. Но без саперов не обходятся нигде. И в обороне, и в наступлении, и на марше, и в разведке они идут первыми. «Чистят» маршрут или, наоборот, минируют подходы перед позициями, выполняют множество других задач по боевому обеспечению.

Саперы в Чечне были особенно востребованы, ведь партизанская война – это в значительно степени минная война… Смерть постоянно смотрит в глаза саперу, а ему нужно хладнокровно, без малейшей суеты делать свое дело. И при этом не ошибиться. Легко сказать…

Офицер Сергей Богатый не ошибся ни разу за все свои три командировки в Чечню. Хотя рисковал, как и другие коллеги по профессии, постоянно. Что поделаешь, такая работа — на краю. Спасение одно — профессионализм. А что касается «железных» гарантий, то их нет и быть не может в принципе.

 

ФУГАС

…Такое действительно бывает — холодный пот. А внутри какая-то пустота и тоже холод — скользящий, дрожащий, берущий цепкими пальца­ми прямо за горло. Но движения рук аккуратны, неторопливы и точны. Это потом ладони может трясти так, что невозможно закурить. Потом, когда все останется позади.

Над местом закладки фугаса, над полотном дороги, — вывод антенны. Чья-то пара глаз сейчас, может быть, смотрит из «зеленки», что метрах в трехстах от дороги. А может быть, неудавшийся подрывник уже ломится через кусты, убегая как можно дальше, ведь туда, к лесу, уже бегут несколько автоматчиков из пехоты сопровожде­ния. Но они его не достанут. Впере­ди, перед лесом, мелкая речушка, на переход через которую вброд уйдет время. Все учел, сволочь. Затаившись на своей «лежке», он ждал колонну. Не дождался. Не ожидал, что его «заклад­ка» будет обнаружена.

«Дух» наверняка хорошо видел, как у его фугаса остановились саперы. Может быть, сейчас он решил при­вести его в действие. У него есть еще целая бесконечность времени, чтобы «нажать кнопочку». Это всего доля секунды. А потом еще успеть уйти. Но и тут он не угадал. Работает генератор помех — это специальное устройство, которое блокирует радиосигналы.

Так отчего же ежесекундное ощу­щение смертельной опасности, к кото­рой человеку просто невозможно при­выкнуть?

Оттого, что ни одно разминиро­вание не похоже на другое. Ни одно. Никогда заранее не знаешь, что тебя ждет на этот раз. Например, под радио­управляемым фугасом может быть вторая, глубинная «закладка». Ставят на сапера, извлекающего фугас. Одно неосторожное движение — и ты уже на том свете. Возможно, рядом кроет­ся еще какой-нибудь «сюрприз». Сло­вом, может быть все что угодно. Много вопросов, а один-единственный, пока еще неизвестный, ответ — прямо перед тобой, закопанный под полотно дороги.

…Стараешься гнать от себя мысль: только бы все было в порядке с гене­ратором помех. Он проверен перед выходом, но техника есть техника, и всякое может случиться. Вообще, саперы знают, что генератор тоже не дает стопроцентной гарантии безопас­ности.

…Что кольнуло, когда проходили это место, проверенное не раз? Черт его знает. Этого не объяснить. Пред­чувствие. Хотите верьте, хотите нет.

Факт тот, что на войне неверующих не бывает, и «укол» в груди означает только одно — остановись! Навер­ное, это оттого, что каждый день перед прохождением колонн «чис­тишь» эту дорогу. Знаешь каждый ее пятачок. Непонятно, необъяснимо, но ОСТАНОВИСЬ!

…Сержант смотрит несколько недоуменно. Молчит, конечно, но по глазам видно, что считает поставлен­ную задачу перестраховкой. И дейс­твительно, казалось бы, что можно закопать на этом открытом, просмат­риваемом с блокпоста месте? Ведь недавно его проходили! Да и ни разу здесь еще не было «закладок», все его до сих пор считали безопасным. Парня надо взбодрить, чтобы «землю носом рыл». Но это не значит, что нужно напрягать голосовые связки. Голос совершенно спокоен, но от этих спо­койных слов выражение лица сержан­та на глазах меняется: «Слушай внима­тельно. Там что-то есть, я в этом уве­рен. Бери ребят и обшаривайте все по сантиметру. Очень аккуратно. Иначе кто-то может взлететь, понял? Обна­ружите «закладку» — даете знать, как обычно».

Несколько саперов уступом дви­жутся по дороге и обочине. Пока все спокойно. Может, действительно ни черта там нет, просто нервишки у рот­ного шалят, фугасы на каждом шагу мерещатся?

Один боец вдруг остановился. Присел. Что-то рассматривает перед собой на дороге. Потом машет руками: «Товарищ капитан, вывод антенны! Похоже, фугас радиоуправляемый!»

Вот те раз… Можно обмануть миноискатель, но профессиональное чутье не обманешь.

Солдаты отправлены в укрытие. Они свое дело сделали, а теперь им лучше находиться подальше. На вся­кий случай…

…И вот оно, это липкое холодное чувство. В дорогу вкопана целая канис­тра с гексогеном. Ничего себе «сюрпризик». Это ж сколько здесь взрыв­чатки… От танка мало что осталось бы. Два электродетонатора подключены к исполнительному механизму.

Согласно всем инструкциям, фугас нужно подрывать накладным зарядом, чтобы не подвергать себя риску. Но если сейчас рвануть наклад­ным целую канистру с гексогеном, мощным взрывчатым веществом, то этот участок дороги станет непрохо­димым. Здесь просто будет огромная яма, которую не обойти. Колонне придется стоять. Ждать, пока восста­новят дорогу.

Решение одно – разминировать! Это решение, хоть и идет вразрез с инструкциями, не авантюрно. Оно основано на большом опыте. С разны­ми «штуковинами» приходилось иметь дело. Разберемся и с этой.

По-прежнему непрерывно работает генератор помех, блокирующий возмож­ные радиосигналы. На фугас накидыва­ется «кошка». После этого — в укрытие. Рывок за веревку, к которой привязана «кошка». Фугас сдернут. Тишина. Зна­чит, «сюрприза» под ним, то есть вто­рой, глубинной «закладки» нет. Теперь можно аккуратно приступить к обезвре­живанию взрывного устройства…

Все это — канистра с гексогеном, электродетонаторы, антенна — будет сдано на исследование в штаб группи­ровки. В дальнейшем этот обезврежен­ный фугас будет использоваться как экспонат для обучения саперов.

Таких «экспонатов» за время пребывания в Чечне командир саперной роты Сергей Богатый сдал в штаб группировки при­мерно с десяток. Естественно, разных. Там же скопилось немало обезврежен­ных взрывных устройств, снятых его коллегами. Все это — предмет тщатель­ного изучения. Сапер-профессионал должен знать все возможные «схемы», применяемые боевиками. Так что такого рода «музей» имеет неоценимое практическое значение для обучения.

 

«КСЮША»

Про вышеописанный случай с фугасом, а дело было в районе Старых Атагов, ныне подполковник Сергей Богатый рассказал мне чуть ли не как об обыденном факте уже под конец нашего разговора. Некоторые подроб­ности пришлось узнавать буквально по крупицам. Хотя это был один из первых радиоуправляемых фугасов, которые ему довелось разминировать. Запомнился ему этот случай как раз потому, что, как упоминалось, «коль­нуло» предчувствие. Такое бывало и до, и после этого. Объяснения он не находит, но отмечает: «Со временем и с опытом рождается какое-то чутье. Своего рода «шестое чувство». Это не только у меня. У других так же…»

Сергей поначалу ничего не хотел говорить лично о себе. Скромный человек, я бы сказал, скромнейший. Сейчас он является адъюнктом Воен­ного института (инженерных войск) Общевойсковой академии Вооружен­ных Сил. Меня познакомили с ним как с офицером, чей боевой опыт вызывает чувство уважения у его же коллег. Но на встречу он согласился не сразу — не считал себя «фигурой для статьи».

А между тем у этого скромного человека — орден Мужества и две (!) медали «За отвагу». Вообще, боевые награды у саперов — в порядке вещей. Чечню прошли многие, потому что «минная война» там всегда на первом месте. А еще потому, что профессионалов всегда не хватало, ведь все сложные задачи выполняют офицеры. Но чтобы две медали «За отвагу» — редкость. Сергей по этому поводу только улыб­нулся: «Дважды отважных не бывает. Может быть, представляли к другому виду награды, я не знаю…» Опять же за шуткой про «дважды отважного» ста­рается скрыть смущение от внимания к его персоне. До этого, например, на вопрос о личном боевом опыте опять же ответил шуткой: «Боевой опыт, как и половое бессилие, приходит с возрастом». Увидев, что я «заценил» фразу, добавил: «А что, не слышал? Не я придумал, хохма известная…»

Факт тот, что о своих боевых награ­дах, полученных в Чечне, сапер говорить не хотел: «Давай я лучше про других расскажу». Но причина, как я понял, не только в скромности. Просто он принимал участие в неко­торых операциях с определенными силовыми структурами, о чем нельзя рассказывать. Так что об этом исто­рия умалчивает. Тогда для «завязки» разговора я спросил его, как он впер­вые из трех раз попал в Чечню, какие задачи выполнял. Сергей ответил, что он в ту пору был лейтенантом после окончания в 1995 году Калининградского высшего военного инженерного училища (ныне расформированного). В Чечне оказался в мае 1996 года в составе 205-й отдельной мотострелковой бригады. Находился в должности командира взвода инженерной развед­ки 93-го отдельного инженерно-сапер­ного батальона бригады, выполнял задачи по сопровождению колонн.

Как известно, главные события в 1996 году начались в августе, когда боевиками внезапно был захвачен Грозный. Особенно ожесточенные бои шли в центре города, в районе Дома правительства, где, будучи со всех сто­рон заблокированными, оборонялись сотрудники ФСБ, МВД, комендатуры, других подразделений. 205-я бригада шла на штурм Грозного, чтобы осво­бодить его от бандитов и выручить обороняющихся. Было сформирова­но несколько общевойсковых колонн бригады. Подразделение саперов было распределено по этим колоннам для инженерного сопровождения.

— В начале штурма, когда в город заходили колонны, я не учас­твовал, — сказал Сергей. — Болезнь помешала. Отит прихватил — вос­паление уха, так что ушли без меня. Поучаствовать пришлось потом. Но я хочу рассказать про нашего това­рища, который во время штурма Грозного совершил действительно героический поступок. Погиб… Вот про него стоит написать. Это стар­ший прапорщик Петров. По-моему, Алексеем его звали… (После публикации статьи на сайте в комментарии нам указали, что его звали Андрей Петров — прим. modernarmy.ru)

Старший прапорщик Петров во время штурма возглавлял сапер­ное отделение, сопровождая одну из колонн. Как и положено саперам, шли в «голове». БТР, на котором располагалось саперное отделение, носил нежное имя, написанное краской на борту машины, — «Ксюша». Тут есть своя маленькая предыстория. Сергей Богатый мне рассказал, что инже­нерно-саперный батальон бригады первоначально, в том же 1996-м, был сформирован на основе роты. А в той роте многие офицеры давали бэтээрам имена своих дочек. БТР «Ксюша» был одним из таких, «именных». До этого он уже успел «засветиться», приняв участие в подрыве дворца Дудаева в начале 1996 года.

Петров со своими саперами про­вел колонну, куда и предназначалось, до Дома правительства и возвращал­ся обратно. Сказать, что провел «без проблем», было бы просто смешно. Город стрелял, горел, машины жгли в проемах улиц. Факт тот, что они возвращались на базу и встретили новую колонну. Командир полка, который ее вел, остановил Петрова и потребо­вал, чтобы тот разворачивался и шел с ними на сопровождение. Видно, не хватало саперов. У старшего пра­порщика была своя задача от своего командования, что он и пытался дока­зать офицеру. Но тот пригрозил ответственностью за невыполнение приказа в боевой обстановке.

Пришлось разворачиваться. «Ксюша» пошла второй машиной в голове колонны, за ведущей БМП.

В теснине грозненских улиц колон­на попала под шквальный обстрел. Были подбиты бронемашины в «голо­ве», середине, хвосте.

Как только вспыхнула головная БМП, Петров дал команду механику-водителю резко сдавать назад, чтобы уйти из-под обстрела. «Ксюша» на задней передаче стала отъезжать, когда в нее на полном ходу врезалась БМП, идущая следом на большой ско­рости. Встречное столкновение было настолько мощным, что у БТР вырва­ло кардан. Саперы стали покидать ставшую недвижимой «Ксюшу». При выходе был убит пулеметчик.

…На асфальте, чуть впереди от «Ксюши», лежал тяжело раненный лейтенант. Его выкинуло из подбитой головной БМП. У него были переби­ты ноги. Лейтенант корчился, будучи совершенно беспомощным под огнем, просил о помощи.

Со всех окружающих домов, слева и справа, велся непрерывный огонь. Несмотря на это, старший прапорщик Петров решил вытащить офицера. Подчиненные пытались отговорить, сам наверняка прекрасно осознавал. Что шансы вынести раненого и уцелеть самому практически равны нулю. Дорога откры­та со всех сторон, стреляют чеченские снайперы. Но все-таки бросился к лейтенанту, успел добежать до него… И погиб вместе с ним.

— По-другому он посту­пить не мог, — сказал Сергей. —  Такой был человек… Пос­мертно его наградили орденом Мужества.

— А что было с колонной? — спросил я.

— Естественно, вся колон­на была сожжена. Ее просто расстреляли на улице со всех сторон. Кто успел, тот ушел. Наших,   саперов,   которые ехали с Петровым, из семи уцелело трое. Выходили они к нам целых две недели… Потом обо всем и рассказали подроб­но. А «Ксюшу», когда ее рас­стреливали из гранатометов, «духи», оказывается, снима­ли на видеокамеру. Снимали именно ее. Значит, машина была давно «заказана». Бое­вики не забыли участие в под­рыве дворца Дудаева. За такие «заказанные»   машины   им выплачивали особое возна­граждение. Потому и фикси­ровали на видеокамеру.

—  А что было с другими колоннами бригады? — спро­сил я у Сергея.

— Горели так же. Почему, спрашиваете? Да потому, что вошли в город наобум. Всем, насколько мне известно, была поставлена задача прорваться к центру, к Дому правитель­ства. А кто ж колоннами по улицам про­рывается? Вот и жгли их со всех сторон. Наверное, на авось хотели прорваться, уж не знаю. Повторю — я всего лишь лейтенантом был, командиром взвода. Но, конечно, о сложившейся обстанов­ке всем было известно. По-моему, пять или семь колонн наших шло. За потери точно сказать не могу, но они были не маленькими. Можно судить по тому, что БМП были, а пехоты на них уже не хватало. Во всяком случае, в двух бата­льонах бригады — точно. Там в качестве пехоты на броню сажали уже батальон материального обеспечения, больше некого было…

Вот такая картина штурма Гроз­ного, рассказанная офицером. Все это напоминает первый штурм горо­да, в новогоднюю ночь с 1994 на 1995 год, когда началась первая чеченская. Выходит, соответствующие выводы еще не были сделаны… Их сделали только во вторую чеченскую.

— Вторая от первой отличалась кардинально, как небо и земля, — ска­зал мне подполковник Богатый. — Грозный штурмовали поквартально, боевиков выдавливали из города, как это и должно быть.

Сам же он на вторую попал с само­го начала, в августе 1999 года.

 

ВЕРХОМ НА «УРКЕ»

—  Я тогда командовал саперным взводом в составе войсковой манев­ренной группы (ВМГ), представляю­щей из себя мотострелковый батальон со всеми средствами усиления, — рас­сказывает Сергей Богатый. — Пошли сначала на Буйнакск, оттуда — даль­ше. Потом меня с экипажем УР-77 направили для выполнения задачи в район населенных пунктов Карамахи и Чабанмахи. УР-77 — это устройство разминирования на базе  МТЛБ-У. Мы его обычно между собой «Змей Горыныч», или, еще короче, «уркой» называем, от заглавных букв аббревиатуры.                

В войсках «Змей Горыныча» хорошо знают. Мощ­нейшая вещь. Предназначен для разминирования про­ходов в минном поле. На базе МТЛБ-У — две ракеты, то есть можно сделать два запуска и обеспечить два коридора прохода. Благо­даря принципу действия и зовут «Змей Горынычем». Действительно, похоже. Выстреливается ракета, которая раскручивает за собой, грубо говоря, длин­ный «рукав», наполненный пластитом. Все это «змеей» падает на землю. Потом подрывается. В результате — сплошная полоса разрывов, все мины под ней и рядом уничтожаются. Образуется коридор, по которому спо­койно может пройти под­разделение.

Но это — прямое назна­чение УР-77, больше ориен­тированное на широкомасштабную войну. Саперы в Чечне его бесценные боевые качества иногда использо­вали по-другому.

— «Урка» очень хорошо себя оправдывал при взя­тии укрепленных пунктов боевиков, — продолжает свой рассказ Сергей. — К примеру, участок с инфраструктурой, дотами, скрытыми траншеями и т.д. То есть так просто оттуда «духов» не выкурить, даже артиллерийским огнем. В таких случаях пуск ракеты «Змей Горыныча» давал великолепные результаты. При подрыве получа­ется, что не только взрывчаткой, но и огромнейшим давлением уничтожает живую силу, куда ни заройся. Сплош­ная взрывная волна идет, направлен­ная вниз. В какую щель ни спрячься, пусть перекрытую сверху, все равно достанет. В зоне пуска по сути ниче­го живого не остается. Естественно, применялись таким образом УР-77 в случае острой необходимости. И такая необходимость возникла под Карамахи и Чабанмахи. Дело в том, что боевые действия некоторое время шли с пере­менным успехом, позиции переходили из рук в руки. То наши «духов» выбьют, то потом они — наших. Бои шли тяже­лые, а результата не было. Поэтому командование и приняло решение выполнить боевые пуски «Змей Горыныча» по позициям боевиков.

Я уже хотел узнать у Богатого про эпизоды тяжелых боев, про боевой пуск УР-77, и как-то не обратил вни­мания на то, что он уже второй раз возвращается к вопросу, показавшему­ся мне сперва малозначительным.

— Но перед тем, как сделать пуски, мы ночами раненых и убитых в тыл эвакуировали на нашей «урке», бое­припасы подвозили, — снова повторил Сергей.

Эвакуация — святое дело, но мне казалось, что этим должен занимать­ся кто-то другой, во всяком случае не саперы, и что это какой-то случайный эпизод на фоне «сплошных боевых». Но теперь, после второго упоминания о нем, не мог не спросить об этом. Он начал рассказывать, и становилось ясно — именно это и запомнилось ему больше всего! Привожу вам короткий рассказ Сергея про эвакуацию, и вы сами, читатель, все поймете.

—  Там в основном «вованы» (то есть Внутренние войска) были, у них только БТРы имелись. А дорога была одна-единственная. Предгорья, место представляет собой как бы своеоб­разный цирк — низина, окруженная горами. Хлынули проливные дожди, и эта дорога сразу стала практически непроходимой для любой колесной техники, в том числе БТР. А из «гусе­ниц» — одна наша «урка» (она, напом­ню, на базе МТЛБ-У) и еще две БМД у десантников. И все. Кроме нас, по этой дороге проехать никто не мог. Вот нам и пришлось заняться подвозом на боевые позиции боеприпасов. А отту­да обратным рейсом эвакуировали с поля боя раненых и убитых. То есть все перевозки — на нас. Работали ночами, — начал рассказ Сергей.

— Вы же, получается, одной маши­ной шли, на вас нападали, наверное, приходилось отбиваться? — задал я вопрос.

— Да нет, не нападали. Там просто лупили со всех сторон, а откуда имен­но — не поймешь. В горах попробуй разбери, откуда стреляют. То есть шли под постоянными обстрелами. Если кто-то говорит, что это, дескать, не страшно — а я таких встречал, — зна­чит, он просто врет. Черта с два — «не страшно». Страшно до того, что руки и ноги колотит. Мы же все нормальные люди, никому на тот свет не хочется. Но главная-то суть была в том, что мы под этими обстрелами верхом на «урке» ехали…

Он, улыбаясь, посмотрел на меня, считая, что дальше все понятно без слов. Но я «не догонял». Ну, на «урке», и что?

— Да то, что под нами две с поло­виной тонны пластита, — непринуж­денно объяснил Сергей. – Это сум­марный вес взрывчатки на УР-77. Если по нам конкретно из чего-то попадут, то потом от нас даже мокрого места не останется. Нас просто не найдут. На нашем месте только большая, ну о-о-очень большая яма будет. А учти, мы еще боеприпасы везем. Вот так и катались. Едешь, кругом «шмаляют», а ты думаешь — попадут или не попадут. Как видишь, не попали!

Тогда мне и стало все ясно.

— И сколько вы так… ездили?

— Несколько ночей,  — ответил он.

И продолжил:

— Ну а что касается боевых пусков из нашей «урки» по позициям боеви­ков, то все прошло нормально. Когда принимали решение на наши пуски, естественно, в первую очередь учиты­валось то, что мирного населения в том районе давно не было, оно сразу после начала боевых действий ушло в горы. А потом там шли бои, о которых уже упоминалось. Так что на том месте были одни боевики, и досталось им по полной программе. Операция была спланирована неожиданно, о пред­стоящих пусках знал очень ограни­ченный круг лиц. Мы вышли на место (правда, не без проблем, но это другой разговор). Подошли незаметно. Сде­лали запуск первой ракеты, потом осу­ществили подрыв. Море огня… Затем бомбанули второй ракетой, уже в дру­гом направлении. Получилось качест­венно. Скажем так — на этом участке активная фаза боевых действий была закончена…

После этого продвигались с боями дальше, в горы. Но это уже другая история, которую Сергей не стал рассказывать. Воевал он до середины декабря 1999-го. Упомя­нул лишь, что тогда он получил свою первую награду — медаль «За отвагу». Вручил ее лично генерал Шаманов.

 

У ВОЛЧЬИХ ВОРОТ

Мирная жизнь была для сапера недолгой. Уже в мае 2000 года Сер­гей вновь оказался в Чечне. Он был направлен в качестве командира саперной роты в район Старых Атагов, у знаменитых Волчьих ворот. Там отве­чал за участок горной дороги протя­женностью пятнадцать километров.

«В плане минирования тот район считался страшным участком, — вспо­минает офицер. — Мы это поняли буквально сразу, как только начали располагаться лагерем в стороне от дороги. Еще не успели тогда принять под ответственность свой участок маршрута. То есть дорогу еще не про­веряли, только прибыли. А тут уже звонят — подрыв на таком-то участке, срочно прибыть саперам! Понеслись туда. Стоит «Урал», взрывом фугаса оторвано колесо. Жертв, к счастью, нет. Сразу начинаем тщательно про­верять окружающую местность на наличие взрывоопасных предметов (ВОП). «Закладок» больше не было. Старший начальник приказал нам ждать вышедшие к нам танк и БМП, чтобы оттащить «Урал» на базу. Отта­щили. Тут опять вызов — уже на другом участке подорвалась БМП. Несемся туда — фугас. У БМП вырван ведущий каток. Без жертв. Пока мы проверяли участок, пехота погналась по следам подрывника. По проводам нашли его «лежку», самого же «духа» отыскать не удалось. Стали эвакуировать БМП.

И все это, можно себе предста­вить, в первый же день! Таким было наше знакомство с вверенным участ­ком. Мы сразу тогда поняли, что нас ждут «великие события». Их развитие не заставило себя ждать. Буквально на второй день, когда приступили к проверке маршрута, вновь подрыв. На небольшом «кусочке», причем в сторо­не от трассы, — его мы еще не успели проверить. Прибыли на место — там МТЛБ, подорвавшийся на фугасе. На этот раз был тяжело раненный — меха­нику-водителю оторвало ногу. Осталь­ные были целы.

И в дальнейшем фугасов было много. Очень много. Толь­ко подрывов на нашем пятнадцатикилометровом участке с того времени, как мы полностью приня­ли маршрут, не было. Ни одного. Все фугасы удалось обезвредить. А находились мы в том районе боль­ше трех месяцев. Нашей основной задачей была проверка маршрута перед выходом колонн. Что каса­ется взрывных устройств, приходилось иметь дело с разными. Вначале в основном закладывали фугасы, управляемые по проводам. Потом пошли радиоуправляемые, причем стабиль­но, — видно, у бандитов прогресс тоже не стоял на месте… Старались унич­тожать взрывоопасные предметы накладными зарядами. Правда, случа­лось по-разному. Нередко приходилось и разминиро­вать».

Как раз тут, отвечая на мою просьбу привести примеры, Сергей и рас­сказал мне про случай с разминированием фугаса, упомянутый в начале этого материала. Хоть и рассказывал он об этом скупо, но, думаю, я в своем опи­сании ничего не приук­расил. Скорее, наоборот. Мне кажется, в «норма­тивной» лексике вообще нет таких слов, которые могут передать ощущения сапера при обезвреживании взрывного устройства…

— Сергей,   а  разминированием действительно  занимались только офицеры и прапорщики?

— Однозначно.  Солдат находит ВОП, дальше работает офицер. Мы же не можем подставлять бойцов. Другое дело, учили их обращению с минами, занятия проводили. Они к нам после «учебки» вроде и подготовленные при­ходили, но у них руки тряслись, когда ставили настоящую,  а не учебную мину. Это ведь уже не шутки… Поэ­тому мы занимались с ними. Главным было выработать у них не только уме­ние, но прежде всего хладнокровие. Справлялись с этим успешно, бойцы потом работали с минами нормаль­но. Но что касается разминирования взрывного устройства — тут работает только профессионал. Это правило.

Кстати, о солдатах. Подполковник Богатый говорил о них с особой теп­лотой. Сказал, что многие проявили в Чечне истинное мужество. Отметил, что примеров мог бы привести много, но это тема отдельного разговора. Улыбнулся: «Я приведу один случай, несколько необычный. Всем извест­но, что снайперов у саперов нет и не может быть. У нас — был».

…В саперном подразделении на должности водителя служил рядовой Никифоров, родом из Волгограда. Солдат считался из неблагополучной семьи – там сидели все, кроме мамы и него самого. А парень был умница.

— Он все хотел, чтобы его вооружили снайперской винтовкой, — рассказыва­ет подполковник. — Ну прямо покоя не давал. Такое оружие нам, естественно, по штату не положено. Но в преддверии штурма Грозного он-таки упросил нас, да и сами подумали: почему бы и нет, вдруг способным окажется?.. Будет свой снай­пер в роте! На нашем складе РАВ (а там можно было выпи­сать то, что нужно без особых проблем) нашлась старенькая ржавая СВД, почти полно­стью «убитая». Разве что ствол не кривой. Вручили ему, как положено. Он ее полностью привел в порядок, вычистил, смазал. Стрелять его из «снайперки» учили мы, офицеры, в свободное время. Ну а какие из нас, саперов, стрелковые инструкторы — сам понима­ешь. Общее представление. Тем не менее он как-то сумел научиться, пристрелялся.

И вот вошли в Грозный. Снайперы «чехов» достают нас сплошь и рядом. Сложилась такая ситуация. Наш Ники­форов со своей СВД залег за бетонными блоками, ведет наблюдение. А позади него неудачно «нарисовался» начальник штаба бригады. Давал кому-то указания и, видно, на минуту забыл об осторожности, силуэт его четко просматривался. В этот момент Никифоров стреляет. Еще никто ниче­го не может понять, а боец уже машет рукой в сторону полуразрушенного дома мет­рах в трехстах: «Я снайпера чеченского завалил!» Как потом оказалось, снайпершу. Выяснилось: в прицел Ники­форов четко увидел, что она целится в начальника штаба и опередил ее. Причем свалил первым же выстре­лом! Как говорится, неве­роятно, но факт. Началь­ник штаба потом к нам в лагерь приходит: «Где ваш водитель, который мне жизнь спас?» Обнял его, сказал, что жизнью обязан. Вот такие бывают случаи на войне…

Продолжаем разговор о проверке дорог.

— Не подсчитывали, сколько   ВОП   удалось обезвредить там, в районе Старых Атагов?

— Если   брать   всех офицеров роты, фугасов сняли много. Специально не подсчитывали.

—  Каково  мнение  о квалификации противни­ка?

— Конечно, сложные случаи были, когда видно, что работает профессио­нал. Но ничего принци­пиально нового они не придумали.  «Подковой» мы чистили все. Как уже упоминал,  при  нас  не было ни одного подрыва в колоннах.

Мне не раз сами же саперы, с кем доводилось общаться, рассказыва­ли про «подкову» — так называется общеприня­тый метод проведения инженерной разведки. Назван он так потому, что само построение саперов и пехоты прикрытия напоминает подко­ву. Сейчас же заинтересовало, может, подполковник Богатый использовал какие-то свои методы?

— Да нет, ничего нового я не при­думал, — ответил Сергей. — Метод «подковы» общеприемлем, он сток­ратно выверен боевым опытом. Глав­ное — следовать ему неукоснительно и делать все добросовестно, не на авось. Вот и весь секрет. Строились мы  обычным  порядком,  уступом вправо — влево: саперное отделение и прикрытие из пехоты, не меньше взвода. Сзади идет машина – генератор помех. Также генератор помех — переносной — может быть у одного из саперов. Но переносные мы имели далеко не всегда. Плюс сзади движется сопровождающая нас бронетехника. Один из нюансов в том, что бойцы, которые обследуют не саму дорогу, а прилегающую к ней местность, должны идти от нее мет­рах в сорока — пятидесяти. Дело в том, что вблизи дороги «духи», как прави­ло, успевают «замести» следы. То есть прикапывают провод, убирают разные демаскирующие признаки установки фугаса — чтобы ничего не было видно с дороги. А в стороне уже зачастую оставляют провод открытым. Если боец натыкается на провод, первое, что он делает, — обрезает его и дает знак о находке. Потом мы занимаем­ся обезвреживанием под прикрытием пехоты, а пара человек из сопровож­дения направляется по проводу, чтобы попытаться поймать «духа». Хотя это удается редко. А прикапывать про­вод, кстати, «духи» успевают не всег­да. Например, однажды мы буквально спугнули подрывника, провод был виден. Фугас на основе артиллерийс­кого снаряда (обычное дело) был уста­новлен в кроне дерева на обочине. Мы тут же рубанули провод, занялись обезвреживанием, а несколько бойцов рва­нули по еще тепленькому следу, где-то рядом «дух» был. Бесполезно. Но это второстепенно. Для нас главное — обезопасить дорогу.

Не избежать было и тяже­лого вопроса: о потерях саперов в Чечне. Он возник сам собой, когда Сергей, говоря о том, что в Старых Атагах у них все обошлось без жертв, вскользь упомянул: «Но это у нас. А вот за нами, я уже вер­нулся из Чечни домой, был подрыв. Страшный подрыв. Наш офицер-сапер подорвал­ся, с ним еще несколько чело­век. Всего шестеро…»

Да, вопрос тяжелый, но он неизбежен: «В чем была при­чина?»

О мертвых, как говорят, или хорошо, или ничего… Но это, наверное, не совсем правильно. Слишком велика цена ошибки при разминиро­вании. А в данном случае, как выяснилось, причиной пос­лужила именно ошибка. Гене­ратор помех был неисправен и не обеспечивал полностью замкнутого круга действия. Съездить предстояло за водой, это было совсем недалеко. Решили, видно, что обойдется — рядом же. Но не обошлось. Машина взорвалась на радио­управляемом фугасе. Как раз по той причине, что генератор помех не обеспечивал кругово­го сектора прикрытия.

Когда Сергей мне сказал об этом, я просто мысленно пред­ставил себе, что могло быть, если бы в том случае с разми­нированием фугаса у него тоже был бы неисправный генератор помех… Но задавать этот вопрос не стал. И так все ясно.

Что ж, настал черед заканчивать рас­сказ об офицере, которому, как и тыся­чам других, прошедших Чечню, выпали все тяготы своего поколения. Только работа у него особая. Трудно предста­вить, сколько жизней наших военно­служащих спасают они — саперы. Доб­росовестно «вычищенный» маршрут в районе Старых Атагов — один из таких примеров. Каждый из множества сня­тых за три месяца фугасов — это чьи-то сохраненные жизни и здоровье.

— Напоследок я спросил, когда он получил две другие награды. Оказа­лось, орден Мужества Сергею Бога­тому вручили в том же, 2000 году бук­вально в день рождения. Это было еще в Чечне. А вторую медаль «За отвагу» он получил уже в 2006 году. Долго «ходила» награда. Но это уже не имеет значения. Главное. — дошла. Вполне заслуженно.

(О. Коломиец, «Солдат удачи»)

Смотрите также: Цена ошибки — смерть. Из опыта поиска и обезвреживания взрывных устройств в Чечне.

Факт

Во время войны в Персидском заливе 1990-1991 гг., известной как операция «Буря в пустыне», группировка союзников в среднем ежедневно потребляла: 57 млн. л пресной воды, 95 тонн льда, 687 тыс. л бензина, 456 тыс. л дизтоплива, 198 тыс. л авиационного керосина. Количество вывозимых отходов составляло 145 тонн в день. Все это потребовало беспрецедентных усилий от 22-го командования армии США, занимавшегося тыловым снабжением группировки многонациональных сил…

Источник: www.modernarmy.ru