Эрик Дуршмид во Вьетнаме

«Война не существует, если о ней ничего не известно»… Несмотря на то, что все вооружение военных репортеров составляют ручка и фотокамера, их роль в современных боевых действиях сравнима с ролью стратегического оружия. В данной статье приведен взгляд военного корреспондента с огромным боевым опытом на  участие СМИ в современных войнах…

Эрик ДУРШМИД родился в 1930 году в Вене. В 1952 году эми­грировал в Канаду. Там окончил университет. Свою карьеру начал с фильма о Фиделе Каст­ро. Будучи специальным корреспондентом Би-Би-Си (ВВС), интер­вьюировал Д. Кеннеди, Н,Хрущева, короля Иордании Хусейна, Ясира Арафата, Садда­ма Хусейна и многих других известных поли­тиков и общественных деятелей.

Награжден «Оскаром» за фильм «Высота 943». Десять лет был репортером во Вьетна­ме. Работал также кор­респондентом в Афга­нистане, Персидском заливе. Создатель не­скольких телевизион­ных фильмов.

Неделю спустя после начала арабо-израильской войны 1973 года до нас, корреспондентов, дошел слух о тяжелых танковых сражениях между израильскими и египетскими войсками на Синае. Войны и слу­хи вообще неразлучно связаны друг с другом. Мы наняли такси и пробирались сквозь войсковые колонны на юг, пока не добрались до одного из перекрестков. На нем отсутствовали какие-либо дорож­ные знаки, указатели, а также таблички вроде: «Проезд только для воинских колонн» или «Опасность, Минное поле». Одинокий военный полицейский регулировал дорожное движение, и нам показалось вполне естественным, что он нас остановил, В конце концов его стра­на находится в состоянии войны, а мы разъезжаем по ней с одними только удостоверениями «Пресса». Полицейский вежливо спросил, куда мы направляемся.

Материал подготовлен для портала «Современная армия» © http://www.modernarmy.ru

— К месту танкового сражения…

— Ах да, танкового сражения, — сказал он. — Если вы хотите видеть го­рящие танки, поезжайте по этой улице, — и указал налево. Действительно, в скором времени мы увидели удивительную карти­ну: пустыня была усеяна остовами горящих египетских танков…

Прошло десять лет. В один из вече­ров, уже на другой войне, в другой части света мы с моим израильским коллегой коротали время за коктейлем. Он в свое время отвечал за работу с иностранной прессой в израильской службе безопас­ности. И тут я вспомнил об истории с горящими танками, о том, как полицей­ский указал правильное направление движения, что в итоге привело к появле­нию сенсационного материала. Друг мой рассмеялся и сказал, что знает об этой истории,

— На самом деле?

—  Да. Это мы поставили полицей­ских на перекрестках, Если бы вы по­ехали прямо, увидели бы еще больше горящей техники. Только это были уже наши танки.

История эта показывает эффектив­ность хорошо организованной психоло­гической войны. Нам не ограничивали доступ к информации, но ловко напра­вили на ложный путь. На горящую тех­нику мы накинулись как голодная соба­ка на брошенную ей кость и, без сомне­ния, опубликовали сенсационные мате­риалы. В то же время действительное положение дел осталось для нас скры­тым.

Впору задуматься: достижима ли объективность в материалах журнали­стов? Даже если не затрагивать тему, обозначенную поговоркой: «Чей хлеб я ем, того и песни пою». Если мы, непосредственно находясь на войне, не смог­ли узнать правду о ней, как вообще можно составить правильное мнение о происходящем по сообщениям прессы? Военные корреспонденты, вопреки своей внешней серьезности, зачастую являются идеалистами и неисправимы­ми оптимистами. Репортеры и фотогра­фы, находящиеся в районах боевых дей­ствий, чаще всего в глубине души убеж­дены в хорошей природе людей. Журналисты не наивны, но движимы надеж­дой. Они верят в доброту и знают, что если людям рассказывать правду об ок­ружающих их событиях, об их собствен­ных действиях, это может изменить мир к лучшему…

ИЗ ИСТОРИИ ВОЕННОЙ ЖУРНАЛИСТИКИ

Первым военным корреспондентом был некто, начертавший на гранитной плите сообщение о победе фараона Тутмоса III в Армагеддоне. Было это в 3469 году до нашей эры. Звучали на этом по­прище имена Гомера, Титуса Ливиуса, позднее — Макиавелли и Клаузевица. Тем не менее, современная военная жур­налистика появилась сравнительноне­давно.

Пожалуй, впервые правительства за­падных государств обратили серьезное внимание на военных корреспондентов во время Крымской войны (1854 — 1856 гг). Вильям Ховард Рассел, корреспон­дент «London Times», сопровождал в бо­ях британскую армию. От внимания проницательного Рассела не укрылось многое: как болезни косили войска, как неспособность генералов руководить своими войсками разбивала все надеж­ды на победу. Его репортажи о непоряд­ках в полевом госпитале в Севастополе всколыхнули британский средний класс. Официальные британские лица упрека­ли журналиста в том, что его репортажи вредят британской репутации в мире и являются источником важной военной информации для врага. Однако разобла­чения Рассела были такой силы, что британский премьер-министр после вы­ражения ему вотума недоверия был вы­нужден подать в отставку.

Отставка премьер-министра с лег­кой руки репортера стала для правитель­ства уроком, который оно долго не мог­ло забыть. В последующее годы офици­альный Лондон предпринял ряд шагов для привлечения прессы на свою сторо­ну, а также для того, чтобы иметь на нее влияние в ходе войны. На этом этапе истории развитие отношений государст­ва и СМИ часто ограничивалось дейст­виями по установлению контроля над прессой.

Ситуация изменилась во время Гражданской войны в Америке (1861 — 1865 гг.), когда поначалу почти все телеграф­ные и железнодорожные станции, охра­няемые военными, были доступны для корреспондентов. Такое положение ве­щей существовало благодаря хорошему отношению к прессе командующего ар­мией в Потомаке (северные штаты) ге­нерал-майора Георга В. Макклина, ко­торый был ранее американским наблюдателем в британской армии в Крыму и симпатизировал журналистам, по край­ней мере таким, кик Рассел. Однако ост­рая конкуренция газет между собой привела к изменению ситуации. Прези­дент северных штатов Авраам Линкольн попытался ограничить распространение стратегически важной информации. Он распорядился поставить под жесткий контроль военных все телеграфные станции и пресс-центры. Этим, правда, он не достиг большого успеха. Военные корреспонденты продолжали распространять с той же регулярностью и рас­торопностью важную информацию, ко­торой пользовался в своих интересах и противник. Командующий армией южан генерал Роберт Е. Лии во время войны с большим интересом читал га­зеты с Севера.

К концу XIX века правительства на­учились тому, что называется работой с прессой. США, правда, не удалось ор­ганизовать эффективную цензуру во время войны против Испании (1898 г.). Однако англичане во время англо-бур­ской войны (1899 — 1902 гг) уже успеш­но справлялись с этой задачей благодаря тому, что присваивали корреспондентам офицерские звания, подчиняя их тем са­мым военной юрисдикции и уставным предписаниям.

Японцы сделали следующий шаг. Во время войны с Россией в 1904 году они сердечно приглашали к себе репортеров и безмерно о них заботились, прежде чем вывезти в зону боевых действий. При этом, однако, они держали коррес­пондентов как можно дальше от непо­средственно боевых действий,

В начале Первой мировой войны 1914 года англичане, как и французы, пошли по пути жесткой цензуры. Нем­цы же действовали внешне гораздо бо­лее открыто. Они находили бесчислен­ное количество фактов, которые могли бы повлиять на общественное мнение в их пользу, и приглашали полюбоваться на них репортеров из нейтральных стран, предоставляя и эскорт из своих войск. Благодаря этому они завоевали симпатии со стороны некоторых кор­респондентов. В итоге британцы и французы лишь несколько месяцев со­храняли строгость военной цезуры. Пос­ле того, как поняли, что сковывание свободы прессы вредит настроениям гражданского общества, они отступили.

Французы допустили репортеров на фронт в декабре 1914 года. Англичане последовали их примеру в мае 1915-го. Хотя отношения между военными и прессой оставались сложными, прессе удалось отстоять свое право на военные корреспонденции. Американское воен­ное командование ориентировалось на европейские принципы и опыт и ото­брало некоторое количество репортеров, которые были свободны в своем выборе: какую часть или позиции они могут посетить.

Первая мировая война заложила ос­новы работы правительств с прессой в военное время. В тотальной войне, где не только армии, но и весь уклад жизни народа ставился на кон, корреспонден­ции с фронтов использовались в страте­гических целях и стали действенным средством для усиления настроя граж­данского общества на победу. Так как речь шла о миллионах жизней, огром­ных финансовых потоках, правительства едва ли могли позволить себе говорить своим гражданам всю правду. Вместо этого плохие известия подвергались цензуре, искажались, война представля­лась чем-то возвышенным («война, ко­торая положит конец всем войнам»). Пресса подыгрывала, склонялась перед цензурой и концентрировалась на исто­риях, представлявших не стратегический, а общечеловече­ский интерес и способных поднимать общественное настроение. Таким образом, внешне «независимая» пресса начинала выполнять функции пропагандистского органа государства.

Общее положение военной журналистики не изменилось и с нача­лом Второй мировой войны (1939 г.). Тем не менее многие правительства, за­быв, казалось бы. недавний урок, ввели строгую цензуру. Немецкий министр пропаганды Д. Геббельс, напротив, пре­доставлял репортерам из нейтральных стран относительную свободу действий, причем он всегда тщательно следил за тем, чтобы в прессу не попадало ничего, что могло бы нанести вред немецким интересам. Англичане хотя и ввели цен­зуру, но предоставили прессе достаточ­но много свободы в корреспонденциях на тему героической борьбы Англии и бомбардировок Лондона. Поощрялись публикации, способствовавшие распространению историй о немецких варва­рах и британской решительности.

Возможности передачи информации посредством радио вносили новые эле­менты в работу с новостями. Так как все правительства были в состоянии рас­пространять свои взгляды на события, уже никто не мог держать свой народ в полном неведении относительно проис­ходящего в мире, скрывать важнейшие известия с фронтов. Ни одна из сторон не могла распространять в эфире ново­сти без учета мнения по их поводу сто­роны противоположной. Правда, наци­стский режим преследовал слушателей вражеских ему радиостанций вплоть до применения смертной казни, что, одна­ко, не помешало половине населения Германии эпизодически слушать анг­лийские или американские радиостан­ции.

Во время войны в Корее (1950 -1953 гг.) американский генерал Макартур прибегал к директивным указаниям, схожим с теми, какие издавались во время американской гражданской войны. Однако жесткая конкурентная борьба внутри СМИ вновь поставила на пове­стку дня тему безопасности и ограниче­ния деятельности прессы. Поначалу, по­ка северокорейская армия отступала, не было больших проблем. Но тут к войне подключился Китай. Макартур ужесто­чил требования к цензуре, вследствие чего пресса в поисках выхода посылала свои сообщения из Токио. В результате дело доходило до того, что, например, «Ньюсуик» 18.6.1951 г. всего за два дня до наступления, опубликовал подроб­ную карту дислокации подразделений 8-й армии США.

После Кореи команда военных ре­портеров переместилась в Индокитай освещать французскую военную кампа­нию против Хо Ши Мина. После пора­жения под Дьен Бьен Фу (1954 г.) журна­листы уже думали о том, что им никогда не увидеть Сайгон. Однако шесть лет спустя они снова были здесь, на этот раз чтобы документировать историю борьбы «хороших» вьетнамцев (проамериканский режим) со «злыми» (Вьетконг). Американские военные корреспонден­ты с самого начала утверждали, что Южный Вьетнам борется с коммунисти­ческими агрессорами в одиночку и роль США здесь – исключительно помогать советами.

Автор этих строк почти десять лет провел во Вьетнаме, в том числе и в то время, когда погибали американские солдаты и велись жаркие дебаты вооб­ще о праве США находиться во Вьетна­ме.

Материал подготовлен для портала «Современная армия» © http://www.modernarmy.ru

ВОЙНА ВО ВЬЕТНАМЕ И СРЕДСТВА МАССОВОЙ ИНФОРМАЦИИ

В 1977 году, через два года после окончания вьетнамской войны, пре­мьер-министр Фам Ван Донг пригласил меня в Ханой. Я спросил, каково его мнение о войне. Седой школьный учи­тель, ставший революционером, усмех­нулся и сказал: «Представьте себе схват­ку между тигром и слоном. Если тигр остановится, его пронзит слон своими мощными бивнями. Однако тигр нико­гда не стоит на месте, и слон, ожидаю­щий своего момента, падает от изнемо­жжения». Вот такое сравнение мощи ко­лосса США и изворотливости Вьетконга.

Война в Индокитае была одной из самых продолжительных в новейшей истории. Она длилась 30 лет. Ей посвя­щено достаточно правильных оценок или фальшивых интерпретаций. Но пре­жде всего при разговоре об этой войне всегда встает вопрос о моральной сто­роне конфликта. В то время как вьетконгонцы с рвением преследовали ясную цель, у США таковой не было. Американские солдаты были ограниче­ны в своих действиях. Хотя Америка и была готова участвовать в глобальном конфликте с коммунистическими брать­ями Хо Ши Мина, но ее войска не мог­ли перейти через границу и вести бое­вые действия в центре территории про­тивника. Любого из нас, кто писал об этой войне в средствах массовой инфор­мации, можно упрекнуть в изначальном непонимании ее тяжелых последствий. Мы не видели этих последствий, пока не стало уже слишком поздно.

На ком все же лежит ответствен­ность в действительности? На полити­ках, «архитекторах» войны, которая не была выиграна? На военном руководстве, которое всю мощь своих войск кида­ло на войну с «тенями джунглей»? Или на прессе, которая упустила из виду яв­ную бесперспективность данного кон­фликта?

Что касается непосредственно бое­вых действий, один из принципов вьетконговцев заключался в том, чтобы ни­когда не упускать возможности достичь эффекта внезапности. Они легко пере­двигались пешком, тогда как американ­цы сначала должны были сделать авиа­разведку и, если ситуация казалась им подозрительной, запросить о помощи. На помощь не могли рассчитывать вьетконговцы, поэтому они никогда не оста­вались на одном месте, чтобы принять бой, — иначе попали бы в ловушку. Про­должительность большинства боев была не более часа. Вьетконговиы не имели ни оборонительных позиций, ни серьезных укреплений. Их позицией был «рюкзак риса за плечами». В то время как амери­канские патрульные силы безуспешно их разыскивали, они кружились, отступали, возвращались, как им было удобно. По­зитивный аспект заключался в том, что американцы после короткого боя в со­ставе роты или батальона с помощью поддержки с воздуха могли быстро полу­чить пополнение боеприпасами, отпра­вить в тыл раненых и убитых.

С точки зрения журналиста, вьет­намская война была первой (и, возмож­но, последней) «далекой» войной, чьи события 24 часа в сутки поставлялись на экраны родной страны целой армией репортеров и телевизионщиков. Даль­нейшие войны (в Персидском заливе или на Балканах) чаще документирова­лись из окна отеля, нежели с линии фронта.

Во Вьетнаме была также впервые за­действована телекоммуникационная сеть Интернет — нынешняя «нервная си­стема» нашей планеты. В режиме «нон-стоп» она бомбардировалась фотографи­ями и эмоциями. Для прессы стала ре­шающим фактором мобильность с по­мощью вертолетов. Утром мы могли по­кинуть Сайгон, побывать в районе веде­ния боевых действий, чтобы после обеда вернуться обратно и подготовить вечер­ние новости. В известном смысле армия нам облегчала создание того, за что ра­нее сама и критиковала, — собственных корреспонденций. Тот факт, что пресса регулярно сообщала о больших потерях США, без сомнения, способствовал прекращению поддержки обществом идеи дальнейшего применения войск. «Война без цензуры», к чему привело высокое развитие средств масс-медиа, по большому счету, стала нести в себе элемент саморазрушения.

В 1963 году американские пилоты совер­шали около 1000 боевых вылетов в ме­сяц, и это можно было не скрывать в сво­их корреспонденциях. Любая попытка направить репортеров по ложному следу касательно боевого применения сил при­водила к появлению недоверия к офице­рам по связям с прессой. Официальные опровержения и ссылки на требования военной безопасности представляли только начало проблем корреспондент­ского корпуса. Официальная тонка зре­ния (озвучиваемая из Сайгона) – «все в порядке» — противоречила личному опыту репортеров. Так, например, 18.6.1965 г. была проведена первая серия атак В-52, при которой два гигантских бомбардировщика столкнулись в воздухе. Пресса немедленно заговорила о большой сто­имости воздушных атак и сравнила поте­рю самолетов с результатом их примене­ния – разрушением нескольких хижин в джунглях. Но так как данная воздушная атака должна была стать прецедентом для дальнейших, оборонный департа­мент тут же подверг критике журналистов, утверждая, что Вьетконг понес большие потери: разрушены вражеские продовольственный склад и центр связи. В тот же день некоторые репортеры по­бывали на месте, где сбрасывались бом­бы, и убедились, что речь все же шла о пропагандистском трюке с целью выста­вить в нужном свете неудачный воздуш­ный налет. В моей собственной записной книжке по этому поводу говорится: «Наши мощные, готовые к применению в лю­бой точке мира бомбардировщики В-52, которые могут сровнять с землей целые города, в джунглях Вьетнама были применены с жалким результатом. 27 гиган­тов сбросили над квадратной милей за­рослей бамбука напалм, ракеты, бомбы. Когда на эту милю вступила наша пехо­та, то она не только не обнаружила мерт­вых коммунистов, но и столкнулась с во­инскими подразделениями коммунистов очень даже живых».

Между тем Пентагон ре опубликовал сообще­ние о впечатляющем успехе бомбардировки В-51 Что нас ошеломило, так это то, что сообщение об успехе было напечатано ранее, чем мы вообще узнали о бом­бардировке. Курьезом выглядел и тот факт, что наш шеф, пославший нас во Вьетнам за большие деньги, неожиданно стал получать репортажи от военных из Пентагона. И как должны были реагировать репортеры? Оставить сообщения без подтверждения своих корреспондентов из зоны боевых действий или вер­нуть их, рискуя быть обойденными конкурентами? Другими словами, военные сыграли с репортерами «втемную», что не могло не привести к трениям между военными и корпусом корреспондентов в Сайгоне. На следующий день на официальном брифинге один из репортеров задал вопрос: «Насколько эффектив­ным, по мнению военных, было применение В-52?»

— Очень эффективным, — ответил офицер по связям с прессой.

— Но некоторые из нас были там и придержива­ются другого мнения о произведенных разрушениях, — сказал репортер.

— Однако, — отвечал офицер, — нашими войсками были осмотрены лишь 10 процентов пораженной территории…

Другой репортер его прервал:

— Это не является проблемой. Если 10 процентов нулевого результата умножить на десять, все равно по­лучится нулевой результат.

Это замечание привело к всплеску веселья в кор­респондентском корпусе и вылилось в язвительные реплики в национальных СМИ.

Еще одной щекотливой темой было количество потерь, что являлось исключительно важным полити­ческим фактором. Гробы негативно влияли на амери­канских избирателей. И настолько, что военные нау­чились говорить либо о незначительных, либо о тяже­лых потерях. Десять убитых в масштабах дивизии обо­значались как «незначительные» потери, а в масшта­бах взвода – уже как «тяжелые». При этом официаль­ная американская статистика преувеличивала дейст­вительные потери противника, Так как Вьетконг вел боевые действия на свой манер и от прямых боевых столкновений предпочитал уклоняться, три четверти американских потерь приходилось на засады, мины, снайперов, подрывы. Американский командный со­став, естественно, не радовали большие потери, но они возлагали вину за это на себя, а не на свою тактику. Спасая честь и карьеру, они завышали потери противника. В 1966 году американское военное командо­вание во Вьетнаме назвало число погибших солдат противника — 55000 человек, тогда как в действитель­ности их число составило 19500. Пресса, правда, ре­гулярно писала, что военное руководство, достигая успеха в своих действиях против врага, перевирает с цифрами, делая их неправдоподобными. Вообще по мере продолжения этой войны чувство разочарования в ней постоянно усиливалось в СМИ.

Еще одним трудноконтролируемым процессом были «несанкционированные» высказывания. Глава пресс-корпуса в Сайгоне опасался несанкциониро­ванных высказываний со стороны солдат и офицеров и поэтому обеспечивал военным корреспондентам не только тыловое и информационное, но и эскортное обеспечение. Предоставленный для этого офицер мог, опережая вопросы журналиста, неожи­данно дать свое директивное видение проблемы. Аме­риканское военное руководство было искренне убеждено в том, что многие из негативных репортажей в прессе и на телевидении были обязаны своим появле­нием только несанкционированным высказываниям

Но и корпус корреспондентов ни в коем случае не состоял из святых. Были случаи серьезных злоупо­треблений, вопиющих подтасовок с целью создания сенсаций. Так, например, один из операторов наткнулся на труп противника с одним отрезанный ухом, что служило подтверждением убийства против­ника. Так как репортер при этом не присутствовал, он дал солдату свой нож, чтобы тот отрезал второе.

Постоянно возникали примеры, когда журнали­сты, обвиняя военных, обманывали американскую общественность. И даже когда они сдерживали свой обвинительный пыл, все равно регулярно обнажались издержки профессии. Живя в конкуренции друг с другом, под давлением постоянной необходимости поставлятъ увлекательные новости, корреспонденты часто жертвовали глубиной и анализом репортажей, отказываясь от них в пользу внешней привлекательности, находили новости там, где их нет, и не счита­лись с правом на существование действительно акту­альной информации. Военные, в свою очередь, своеобразно оценивали качество новостей, называя, на­пример, корреспонденцию о казни вьетконговца гене­ралом Лоаном слишком банальной и стилизованной. Не являлось новостями то, что было чуждо американ­ской общественности. Исключения составляли разве только гробы, возвращавшиеся в Алабаму, Иллинойс или Висконсин.

«Принимая во внимание влияние репортажей с войны на общественное мнение, особое значение придается точности и взвешенности сообщений, ко­торые сами, по своей эффективности, могут быть приравнены к боевым действиям» — так заявлял главнокомандующий во Вьетнаме генерал Вильям Вестмореланд. И здесь надо добавить, что среди репорте­ров на этой войне было немало людей ответственных, добровольно накладывающих на себя самоцензуру. Так, к примеру, мы не сообщали о там, что осажден­ный американский гарнизон нуждается в воздушном снабжении водой, или о другой важной военной информация до снятия этой осады.

Войны всегда жестоки, однако Вьетнам побил многие рекорды. Большей частью это явилось следст­вием коллективных эмоциональных перегрузок, ко­торые испытывали американские наземные войска. Это была война без четкой линии фронта, преследую­щая неясные цели и, что важнее всего, с отсутствием в обществе единого мнения по поводу этой войны.

Позднее пресс-бюро в Сайгоне возглавил Винант Кейдл, который придерживался следующих взглядов: опппозиционные или, лучше, вежливо-критические отношения между средствами массовой информации и правительством, включая военных, свидетельству­ют об их здоровье и гарантируют им хорошую работу. Однако эти отношения не должны перерастать в антагонистические «Мы против Вас». Правильные отно­шения можно охарактеризовать таким сравнением: пресса это не столько цепной или боевой пес, сколько охранный.

Не надо обманываться, что сообщения прессы чаще были точнее, чем официальные заявления пра­вительства. Официальный Вашингтон придавал слишком большое значение работе с общественным мнением. Советники президента были признанными специалистами в деле хитроумного манипулирования общественным мнением. Однако они забывали правило: самая эффективная пропаганда — это правда, и она имеет самую сильную способность убеждать.

ВОЙНА В ПЕРСИДСКОМ ЗАЛИВЕ: «ВИДЕОИГРА И ТОК-ШОУ»

Вид репортажей с мест боевых действий сильно изменился не только под влиянием новых техноло­гий. Он также заметно зависел от географических ус­ловий театров военных действий, будь это леса Сер­бия или непроходимые джунгли Вьетнама, а также вида боевых действий: от позиционной первой вой­ны в Персидском заливе между Ираном и Ираком (1980 — 1988 гг) до партизанской войны в Афгани­стане. Менялись способы применения вооруженных сил, менялись и действия освещающих события во­енных корреспондентов. Например, нам было гораз­до легче освещать боевые столкновений обычных войск на четких позициях, чем отслеживать дейст­вия невидимых повстанцев.

Между прессой и военными всегда были трения, особенно когда речь шла не о блестящих побе­дах последних, а, напротив, об их поражениях. Жур­налист всегда находится под большим давлением, когда войну в его корреспонденциях пытаются выставить в лучшем свете. Многие из подобных попы­ток повлиять на прессу носят вопиюще дилетант­ский характер. Военные называют эта психологиче­ской войной. И могут довести ее до абсурда, особен­но в том случае, если начинают выстраивать свои отношения с прессой по тем же законам, по которым ведется психологическам война, не делая фактиче­ски большой разницы между прессой и противни­ком.

Убитый иранский солдат во время войны в Персидском заливе

Репортер регулярно испытывает моральные пе­реживания, даже в том случае, если его страна ведет справедливую войну. Один известный журналист по этому поводу метко заметил: «Корреспондент не мо­жет позволить себе размышлений над излагаемой ис­торией. Ежедневно он должен иметь что-либо, что можно отослать в редакцию».

Американские военные хорошо усвоили один из вьетнамских уроков: ни в коем случае не остав­лять прессу безнадзорной. Во время следующей аме­риканской война ими была организована «железная опека прессы». В Саудовской Аравии и некоторых других странах Персидского залива нам предоставля­лась информация о ходе боевых действий, только вот на фронт нас не пускали. В то время как на Ирак дождем посыпались 95 тысяч бомб, никто из журна­листов не мог предоставить публике действительно реальную информацию о происходящем. Вместо этого на телевизионных экранах собралась целая бригада генералов-пенсионеров и других экспертов, каждый из которых давал свои объяснения телезри­телям что последних только запутывало, так как большинству самих экспертов было неизвестно, что происходит. Тем временем телезрители по всему ми­ру практически напрасно располагались перед экра­нами, чтобы узнать «последние новости от нашего специального корреспондента с фронта».

Для корпуса корреспондентов, нетерпеливо ожидающих отправки в район боевых действий, где, собственно, и должна была находиться пресса, эта поездка оборачивалась туристической. Часть так на­зываемых «фронтовых корреспондентов» окопалась в отеле саудовской столицы Эр-Рияд. Ежедневно им предоставляли дозу «ток-шоу», участниками которого были четверо телезвезд в генеральских чинах. В ком­фортабельном, снабженном кондиционером поме­щении пресс-центра репортерам объясняли, как дей­ствуют бомбы с лазерным наведением и как они уничтожают бронированную технику Ирака. Удивительная точность бомб была подтверждена видеоза­писью, сделанной за час до этого с борта одного из боевых самолетов. Первая и единственная из сущест­вовавших на тот момент видеозаписей через систему спутниковой связи наводнила экраны всего мира.

Это произвело впечатление. Одна женщина из Гетеборга написала, что она благодаря фантастическим телевизионным репортажам впервые в жизни почув­ствовала себя непосредственным участником и сви­детелем боевых действий. Было, правда, одно «но». Как только репортерам разрешили доступ в зону бо­евых действий, многие из подвергшихся атакам це­лей, выглядевших как танки, оказались их макета­ми. И вновь возник вопрос доверия к предоставляе­мой прессе информации. Мы победили в конфликте и разбили противника. Почему же нельзя было изна­чально сообщать правду и допустить в зону боевых действий нескольких независимых корреспондентов, чтобы они могли убедиться в правдивости информа­ции? В конце концов, правда всегда всплывает нару­жу.

РОЛЬ РЕПОРТАЖЕЙ С ВОЙНЫ

Военный корреспондент несет ответственность за свое описание фактов и событий: оно должно быть честным и точным. В целом общественность верит в порядочность прессы и ожидает от средств массовой информации помощи в анализе действий правительства. Люди во время прочтения сообщений прессы или просмотра телепередач ощущают себя свидетелями событий. Так, информация, почерпну­тая из репортажей, меняет взгляды нации на ту или иную войну.

Журналисты описывают не только эпизоды войны, но и передают дух происходящего. Содержа­ние репортажей и фотографий о войне определяется множеством факторов: моральной позицией самих репортеров и фотографов, структурой институтов СМИ, военной цензурой, правительственными про­пагандистскими установками, технологическими возможностями средств связи и даже оснащенно­стью войск. От журналистов нация узнает о преобла­дающих в войсках настроениях, надеждах или страхах и, соответственно, меняет свою оценку войны в позитивную или негативную сторону.

Разделять точку зрения своей редакции не явля­ется прямой задачей репортера. Забот у него гораздо больше: сообщать о фактах, делать свои наблюдения доступными да публики и вообще передавать в СМИ все то, что он видит и слышит. При этом журналист не является неуязвимым ни в своих сообщениях, ни в вопросах личной безопасности. Во время Второй ми­ровой войны из ста военных фотографов выживали в среднем лишь четверо. Но и фильмы их были сенса­ционными. Чтобы получить хороший материал, репортер должен находиться в секторе атаки. В то время как солдат имел возможность переждать воздушный налет в бункере, оператор не мог его снимать из безо­пасного места. Он должен был рисковать. С другой стороны, журналист не входил в состав войсковых подразделений. В отличие от солдата он, пережив мо­мент наибольшего риска, мог покинуть опасную зону.

В своем поведении журналист не может уподоб­ляться туристу. Если он чрезмерно долго находится в критических ситуациях, то, как минимум, рискует по­лучить ранение. Поэтому его девиз звучит так: «При­ди, возьми, что нужно, и исчезни». Среди матадоров и репортеров выживают наиболее осторожные.

Ну а слава? Длится ровно две минуты, пока пе­редается репортаж.

Вот только полученные в соответствии со степе­нью риска гонорары смогут позднее порадовать во­енного журналиста. Если он выживет.

Хотел бы обязательно подчеркнуть, что война опасна и для репортера, и для солдата, сопровожда­ющего его на поле боя. Оба знают это, и оба идут на риск.

СМИ И ОБЩЕСТВО

Как получается, что не бывает хороших новостей? СМИ апеллируют к вашим внутренним святыням, вашим мыслям, болям и страхам. Они жонглируют снимками и эмо­циями, выставляют на всеобщее обозрение глубоко сокровенное. С кинокамерами и ди­ктофонами увековечивают они современ­ность для потомков.

Современное общество перегружено ин­формацией со всех направлений. Оно ожидает от журналиста объяснений и показа пути в лабиринтах новостей. Зачастую репортер просто вынужден становиться «воспитате­лем». Все больше внимания журналистика обращает на то, чтобы не просто доходчиво изложить новости, но и объяснить их.

Влияние какого-либо известного журна­листа на общество весьма велико. Его мыс­ли, высказывания и действия могут находить отклики не только среди соотечественников но и за пределами страны. Вместе с тем глав­ная роль масс-медиа видится в том, чтобы повсеместно информировать людей, переда­вать новости, просвещать общественность о происходящем вокруг нее и во всем мире. Журналисты — это «глаза и уши» общества. В мире, где проживает 6 миллиардов человек, происходят бесчисленные события и конфликты, и невозможно сообщать обо всех. Необходима избирательная система новостей, отбирающая наиболее значимое и инте­ресное из происходящего.

У многих та или иная тема фиксируется в сознании только после того, как она появится в СМИ. Когда речь идет о каком-либо конфликте, войне, результатах футбольного матча или экономических показателях, лишь немногие знают о происшедшем больше, чем содержится в новостях. Даже если мы не до­веряем средствам массовой информации, все равно читаем газеты или смотрим телевизор. СМИ во многом определяют уклад жизни: устанавливают, что мы должны думать по по­воду того или иного события, а чего не долж­ны, на чем акцентировать свое внимание, а что пропустить. Они настойчиво и непрерыв­но определяют темы актуальных политиче­ских дискуссий и обращают общественное внимание на те цели, которые политическая и экономическая система считает насущными. Это распространяется и на область веде­ния боевых действий.

Нередко репортажи СМИ фальшивы: ре­портер, например, был наведен на ложный след, недостаточно информирован, слишком придерживался официального мнения или увлекся собственными ложными воззрения­ми и суждениями. При этом критики СМИ предпочитают возлагать вину за фальшь не на какого-либо журналиста, ответственного заданную публикацию, а на собственно стру­ктуру СМИ в целом.

Публикации на тему войны еще никогда не предотвращали начала самой войны. Мы живем в демократическом обществе, пользуемся свободой прессы, и не стоит ожидать начала войны, по крайней мере в больших масштабах, если у нее не будет поддержки населения, а правительству не удастся убе­дить народ, что эта война соответствует национальным интересам. Кроме этого, необ­ходимо также наличие признаков предстоящей победы.

Бывает два вида новостей: спонтанные и заранее запланированные. Спонтанные — это несчастные случаи, убийства, пожары, зем­летрясения и т.д. Словом, то, что зачастую интересует людей. Заранее запланированные новости – речи или пресс-конференции – на большую часть публики навевают скуку. По­этому репортер должен, если, конечно, хочет довести свою новость до людей, предложить нечто сенсационное. Для этого как минимум нужны броский снимок или увлекательная история.

ТЕЛЕВИДЕНИЕ: ВИЗУАЛЬНЫЙ АСПЕКТ

Сказанное выше, конечно, еще не все. С момента изобретения фотографии, когда появилась возможность снимать боевые дейст­вия, их изображения стали выполнять роль посредника между войной и гражданским на­селением. Образно говоря, они переносили войну в безопасную и интимную сферу до­машнего уюта. Особое влияние на общество оказывали фотографии, изображавшие жес­токость войны. Они служили также свидетельством того, за что и против чего борется нация.

Все это лежит в основе телевидения – ак­центировать внимание на «картинке». Публике всегда интересны важнейшие события, ведущие национальные лидеры или харизматичные политики. Нравятся ей и репортажи о боевых действиях, где взрываются бомбы и гибнут люди. Эти новости, естественно, предпочитаются более скучным политиче­ским анализам.

Телевидение уже давно стало приоритет­ным средством массовой информации; телевизор смотрят более трех миллиардов людей во всем мире. Именно оно знакомит нас с ежедневными новостями, формирует наши мысли, прогнозирует исторические перспективы.

Фидель Кастро во время дачи интервью Дуршмиду

Телевидение отражает национальные ха­рактеры, в различных обществах выполняет различные функции и сильно изменяется от страны к стране, от континента к континен­ту. Это, кстати, касается и различий в силе его убеждения. Постоянно меняются как способы подачи новостей, так и то, как мы на них реагируем. Сегодня власть предпола­гает и контроль над средствами массовой ин­формации, включая телевидение. Ежеднев­ные вечерние новости во многом определя­ют, о чем зрители будут говорить на следующий день. Телевидение универсально и вез­десуще, оно уже несколько десятилетий корректирует жизнь людей. Глобальная телеком­муникационная сеть, непрерывно бомбарди­руя общество картинками и эмоциями, за по­следние 30 лет превратилась в сильнейшую систему влияния. В тех странах, где СМИ ис­пользуют стандартные установки, началось заметное размывание культурных и социаль­ных различий наций. В лучшем случае это способствует их сближению. В худшем – ве­дет к потере индивидуальности.

С возникновением телевидения появи­лись и новые журналистские технологии, которые привели к быстрому распространению «оперативной журналистики». Растущие диа­пазон и скорость передачи данных повлияли на степень информированности мировой об­щественности. Телевидение, став самым зна­чимым источником информации, потребова­ло создания единых ясных журналистских стандартов, которые в свою очередь повлия­ли на стиль поведения журналистов. Однако видеть причину недостатков СМИ в проис­шедших изменениях – значит отрицать право человеческой природы на разносторонность. Это больше вопрос личной совести и лично­го выбора: быть порядочным и корректным, уважительным к людям и демонстрировать чувство ответственности при распростране­нии новостей. Хотя следует учитывать, что зачастую целью СМИ становится не столько стремление способствовать развитию конст­руктивной критики или хорошей информи­рованности гражданского общества, сколько распространение официальной точки зрения правящих кругов своей страны. Футбольный комментатор громко кричит протяжное «Го-о-л!», если отличается команда его страны и совсем другим голосом констатирует, что мяч забили соперники его команды. Похожее происходит и на войнах – эйфорически может звучать: «Победа!» или сдержанно: «У нас временные неудачи».

Немало репортеров могут называть себя экспертами в деле «изобретения» действительности. Это те, кто снимает не реальность, а «проходные» для экрана сюжеты, Особенно они активны на войне. Трое убитых в окопах солдат противника могут предстать в ново­стях тысячами погибших. Подобному эффек­ту служат и наводящие вопросы. Спрашива­ют, например, солдата, утверждающим то­ном: сколько батальонов из огромных орд диких варваров противостояли ему в геройской борьбе? И небольшая перестрелка по­степенно превращается в битву при Ватерлоо.

В КРУГУ ПОБЕДИТЕЛЕЙ

Любому, кто завидует профессии воен­ного корреспондента (путешествия по миру, приключения), надо знать, что в действитель­ности это совсем другое ремесло. Чтобы убедиться в этом, надо побывать на их рабочем месте, переполненном до ненормальности как участниками боевых действий, так и «описателями» их историй.

Типичный сценарий: одаренный генерал, выигравший какое-либо сражение, сначала благодарит своих солдат, делая среди них «круг почета» с компанией приближенных. Затем направляется к представителям международных СМИ.

Так как мы живем в век электронных технологий, приоритетное внимание генерала принадлежит команде телевизионщиков. Все они засыпают его одинаковыми по сути вопросами типа: «А война уже закончилась?» Ге­нерал говорит с американскими, английски­ми, итальянскими журналистами, так как они из стана союзников. И к примеру, игно­рирует японцев, так как они не присоедини­лись к коалиции.

Завершив с телевизионщиками, генерал поворачивается к ожидающим его с молящими глазами и диктофонами наготове радио­репортерам. Наконец, он обращает внимание на пишущую братию. Про происходящее в этом секторе можно сказать то же самое, что и про боевые действия: «Длительные фазы скуки прерывались короткими вспышками паники».

Если большинство телевизионщиков из-за своей тяжелой аппаратуры не могут быстро менять позицию, то пишущие корреспон­денты со своими карандашами имеют больше возможностей. В смысле перемещений в про­странстве, а не в смысле свободы прессы. После разной болтовни, например, о разнице артиллерийских позиций генерала и Наполе­она, неизменно следует короткая, но ожесто­ченная борьба за лучшие места, где будет хо­тя бы что-нибудь слышно. Кстати, в былые времена военной журналистики корреспон­денты не заботились о том, чтобы сразу после боя интервьюировать генерала или солдата. Они просто наблюдали, делали заметки.

Наконец, военные удаляются по своим делам. Так как общественность благодаря спутниковой связи уже через несколько ми­нут узнает о произошедшем, газеты способны предоставить о победе лишь дополнительную информацию. Но, генерал неожиданно исчез со всеми остальными военными, как гово­рится, «до следующей войны», а страницы блокнота остались чистыми. Отсюда делайте выводы.

Людям всегда интересны войны и кон­фликты всех видов. Для читателя или телезрителя привлекателен сам ход вооруженной борьбы. Между тем сами по себе боевые действия за­частую менее важны, чем то, что происходит за их кулисами в столицах или на ди­пломатических переговорах. Это можно срав­нить с тем, что войска в тылу обычно сильнее войск на передовой. Сама вооруженная борь­ба – это периферия вокруг ядра конфликта. Патриотический восторг юношей, воспоми­нания пожилых, активность писателей, воз­буждение правительств, плач женщин, гибель солдат — все это, приковывающее внимание зрителей в первую очередь, — последствия конфликта, но не его суть.

Сегодня каждый может стать свидетелем битвы. Камера приблизилась на экзотическое и опасное расстояние, заражает увлекательно­стью действия, не подвергая зрителя опасно­сти. В то время, когда пехота на самом деле переживает все ужасы войны, для большинст­ва гражданских война становится как бы па­раллельно протекающим событием, в извест­ном смысле лишь информацией, которую не­сут страницы прессы или картинка экрана.

К этому можно относиться как угодно, но СМИ стали частью новых военных сценариев. И многие здесь заботятся о «правиль­ной картинке» — и военное бюро по работе с прессой, и отдел психологической борьбы.

Я уже сейчас могу предсказать, что сле­дующая война начнется ровно в восемь ча­сов вечера, точно в лучшее эфирное время, чтобы быть наверняка доведенной до общественности. Теперь о войне можно говорить и так: она не суще­ствует, если о ней ничего не известно.

Старая аксиома журналистики: «Прежде всего люди делают новости». Рассказывая о войне, я регулярно наблюдал, что сообще­ния о человеческой природе обращали на се­бя больше внимания, чем рассуждения об­щего характера. Если офицер — специалист по психологической войне захочет отвлечь внимание чересчур рьяного журналиста, он предоставит ему обычного солдата, совер­шившего подвиг, имеющего имя, мать, неве­сту, и ни репортер, ни мы, не заметим, что горят танки…

(Материал подготовлен для портала «Современная армия» © http://www.modernarmy.ru  по статье Э. Дуршмида, пер. А. Коровина. При копировании статьи, пожалуйста, не забудьте поставить ссылку на страницу-первоисточник портала «Современная армия»).

Факт

Увеличение кратности бинокля при прочих равных условиях ведет к потере качества наблюдения в темноте. В бинокль кратностью выше 8-10 наблюдать можно только со штатива, иначе дрожание рук ощутимо «смазывает» картинку.  Оптимальными для полевых условий являются бинокли 6х30, 7х35, 8х40…

Источник: www.modernarmy.ru